Цитата: Жизнь и похождения Петра Степанова сына Столбикова, помещика в трех наместничествах.
Не ожидая ничего лучшего я располагал было уже уйти, как тут же заметил письмоводителя, вскочившего и кинувшегося к бумагам, при чем и городничий тоже встал и взяв шляпу, поглядывал на дверь. Из чего я заключил, что конечно ревизор выходит; но незаметно было никакого движения, а только слышно было, что кто-то играет на скрипице известный мне танец, "монимаску", и звук все приближался к нам ближе. Как обо мне ложно было доложено ревизору, то я, предвидя скорый выход его решил дождаться и лично объяснитсья с ним. К счастью, никто из бывших тут не обращал на меня внимания, и я спокойно ожидал, что будет со мною. Музыка приближалась и кто-то припевал: "раз, два, три, раз, два, три… балансе… на право два…" и все такое знакомое мне по танцевальному классу в пансионе мусье Филу. И вот дверь отворилась… явилось два человечка, ниже среднего роста; один старичок, сухонький, тощенький, в притертой крепко Французской полной паре и с пышным распедренным тупеем; другой лет тридцати, полный, круглый и потому кажущийся еще ниже, одет довольно нарядно. Первый вел его за руку и припеваючи, а второй со всем усердием, в поте лица выделывал все па монимаски. За ними шел музыкант, наигрывающий на скрипице. С таким триумфом вошел к нам Пахом Иванович Столбиков, присланный от наместника для истребления злоупотреблений и беспорядков, успевших вкрасться в судах уездного города, хотя еще и недавно открытых. Письмоводитель подошел было к нему с бумагами, но ревизор, не оставляя важнейших своих занятий, продолжая подпрыгивать и выделывать все па, объявлял свои решения и сказывал в каком роде писать бумаги. Тут Пахом Иваныч, схватясь с танцмейстером в охапку, принялись вертеться и пустились по всей комнате. Письмоводитель, желая скорее получить разрешение по прочим делам, не отставая от ревизора, докладывал ему: "Сколько прикажете потребовать понятых для освидетельствования моста?" – Раз, два, три… раз, два, три… чем больше, тем лучше… – едва успевал отвечать чиновник, со всем усердием выработывающий каждое па. "А вот еще вытребованные вами дела. Куда их положить?" – спрашивал письмоводитель. – На право два… на лево два… – давал резолюции ревизор. "Вот великого ума человек!" – подумал я с восторгом, – "распоряжая делами танцует и танцуя, распоряжается делами, и все идет у него превосходно!.. Но что это?" Смотрю – танцующие пропускают целую фигуру в монимаксе… Кровь во мне закипела, я задрожал всем телом, увидев такой беспорядок! Я не выдержал и закричал: "помилуйте… помилуйте!.. что вы делаете?.." и бросился между танцующих. Дерзость моя изумила всех. Музыкант продолжал тянуть во весь смычок последнюю ноту, на коей я сделал шум; танцмейстер встал как вкопанный с вытянутою вперед ногою и поднятыми руками; не помня сам себя, самым слабым голосом он допевал колено: ла-ла-ла-ла-ла; городничий уже готовился, за дерзость мою, схватить меня как ястреб, чтоб сохранить драгоценную жизнь Пахом Иваныча; письмоводитель, схватив бумаги, собирался уйти, чтобы не быть свидетелем. Пахом же Иваныч остановясь, при малом своем росте хотел казаться имеющим величественный вид. Полное как пышка лицо его все побагровело, и он, с грозным, ужасающим взглядом, движением бровей своих, подобно Юпитеру, виденному мною на картине на одном постоялом дворе, силился повергнуть на меня все перуны, за неимением же их, хотел засыпать меня словами, но сильный гнев заглушал все его слова, и он из толстого горла своего едва издавал невнятные звуки… Триумф мой начинался. "Кто это?.. что это?.. Какая дерзость!.." наконец мог возопить наш танцующий Юпитер… но я, не уважая страшного гнева и не взирая на крики его, решился действовать: закричав музыканту: "Играй прерванное колено", пустился по всей зале выделывать все обороты, прыжки, балансе, не уступая ни одного па. Я чувствовал себя восторженным. Присутствующие смотрели на меня с изумлением. Отделав последнее па, я обратился к Пахом Иванычу, и от сильного негодования, находя себя необыкновенно воодушевленным, начал говорить: "Помилуйте, Пахом Иваныч! Как вы, чиновник, присланный сюда от наместника для искоренения беспорядков, допускаете явное злоупотребление, терпите незнание своей должности. Вы позволяете танцмейстеру, не выучившемуся совершенно всем правилам своего искусства, позволяете исправлять должность, и, веря ему слепо, допускаете проводить себя. Возможно ли? В монимаске четыре фигуры, а он показывает только тре…" – Какой четыр фигур? – спросил смешавшийся танцмейстер. "такой четыр", отвечал я, в запальчивости передразнивая его – "монимаска имеет четыре фигуры, я знаю твердо, я учился у мсье Ригодон". – Вы мьсе Ригодон учись? Я вам кланись – сказал совсем потерявшийся танцмейстер. "Друг мой!" кинулся ко мне с непритворною радостью Пахом Иваныч: "Так монимаска имеет четыре фигуры? и ты знаешь все? Да кто ты, мой милый? Не тот ли мой любезнейший родственник, о котором мне докладывали – я и готовился по родственному принять его?…" – не знаю, родственник ли я вам, – отвечал я уже с благородной амбицией, – но я так же Столбиков, Петр Степанов сын, армии отставной прапорщик… – Как? Так это ты сын отца своего? Обними же меня, друг мой! Ты мой близкий, самый ближайший родственник, ты знаешь настоющую монимаску, ты знаешь, конечно, и другие танцы и меня выучишь? – танцевать не только монимаску, но и матредур, и а ла-грек, и хлопушку, все оттанцую, замечу погрешности в фигуре, но учить не берусь. – Милый мой! – вскричал Пахом Иваныч, все продолжая дружески держать меня за руку: "мне такого-то и надобно. У Карла Францыча все танцы перепутаны, и все на один манер. Сделай дружбу, обяжи по родственному, танцуй с нами…" – Охотно Я буду приходить к вам в свободное от моего дела время. – Нет лучше всего переселись ко мне. Для танцев у меня все время, а делами пусть занимается письмоводитель.
Примечание: Не смотря на то, что в титульном листе указано "рукопись 18 века", из текста романа очевидно, что речь идет о первой половине 19 века. В частности данная глава называется "О том, как я через французскую кадриль приобрел милостивого покровителя". Так же обращаю внимание, что в двух местах танец называется по разному: то монимаск, то монимакс.
Источник: Издание конторы привелигерованной типографии Фишера. стр. 28-32.
Цитата относится к: 1841 г.
Подобрал цитату: Стратилатов Борис